Вместо предисловия

Вместо предисловия

Супруги Муравьёвы, 1860 г.

Николай и Екатерина Муравьёвы-Амурские, 1860 г. Из собраний Государственного исторического музея.

Весна 1857 года. Генерал-губернаторский дом в Иркутске — знаменитый «белый дом» на берегу Ангары, бывший особняк семьи купцов Сибиряковых, проданный казне за долги. Вечерний чай на половине Екатерины Николаевны, супруги генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьёва. У Муравьёвых гости. Собравшиеся, разумеется, даже не догадываются, что всего через год «главный начальник края», как называют тогда генерал-губернаторов, станет полным генералом и графом с приставкой к титулу «Амурский» — за то, что официально и бесповоротно вернёт России тучный Амур, мечту многих поколений сибирских землепашцев.

Среди гостей — сухощавый и усатый генерал-лейтенант Карл фон Венцель, добродушный служака, уже шестой год как Иркутский губернатор. Розовощёкий 30-летний блондин Михаил Корсаков, чью фамилию тогда пишут исключительно как «Карсаков» — младший кузен Муравьёва и его ближайший сподвижник, которого будущий граф проведёт по карьерной лестнице из подпоручиков гвардии в свои преемники на генерал-губернаторском посту. А также подбирающийся к шестому десятку Михаил Бестужев — декабрист и ещё недавно ссыльный. После амнистии 1856 года Бестужев ненадолго станет одним из соучастников «амурского дела» и вскоре поведёт вниз по Амуру 40 барж во время третьего сплава к устью. Именно благодаря его письму другу-декабристу Дмитрию Завалишину, опубликованному в журнале «Русская старина» в 1881 году, нам известно об этом вечернем чаепитии и о разговорах, сопровождавших его.

Идеальную картину присоединения к России Приамурья, или, как его тогда называли, «Амурского края» за последующие полтора столетия ещё нарисуют — красками яркими, где-то даже восторженными. Начнут живописать её верные соратники Муравьёва, свидетели и очевидцы событий, а также первый биограф графа Иван Барсуков. Затем тёмных, мрачных тонов добавят многочисленные журналисты и фельетонисты, устремившиеся к фронтам русско-японской войны. После Октябрьской революции эпическое полотно поставят в чулан и радостно извлекут на свет с первыми же дуновениями перестройки.

Эта история ещё наполнится своими мифами и легендами (некоторые из них современной наукой развенчаны), многие настоящие герои будут безвозвратно забыты, а кое-какие — так и вовсе придуманы. Сам Муравьёв-Амурский, пройдя путь от всенародного восхищения к полному забвению, в конце концов вознесётся до уровня «Сибирского Петра I», исторической фигуры, присоединившей к России восточные окраины чуть ли не против воли Петербурга.

Но сейчас, в 1857-м, за чаем в Иркутске — живые люди, со своими убеждениями, заблуждениями и недостатками, такие же, как и мы. Муравьёв крайне вспыльчив, это не отрицают даже его безусловные почитатели. В его окружении обожают спорить. И вот умудрённый опытом Бестужев говорит: Николаевск, этот только-только рождающийся город в устье Амура, «никогда не может сделаться ни купеческим, ни военным портом». Корсаков, обращаясь к своему начальнику, насмешливо бросает: «Помните ли вы, ваше превосходительство, вечную прибаутку Невельского в подобных спорах, когда он с запальчивостью повторял: „флот — порт, порт — флот‟».

Будущий адмирал Геннадий Невельской, в 1849 году развеявший вековое заблуждение о том, что устье Амура теряется в песках — это ещё одна легенда Дальнего Востока, личность далеко не однозначная. Без его дерзости, заключавшейся в основании военного поста там, где прямо запретили основывать что-либо, не было бы ни нынешнего Муравьёва, ни нынешнего Приамурья. И Невельского, это уж точно, часто вспоминают у Муравьёвых, хотя он на тот момент уже в Петербурге. А сам будущий адмирал в мемуарах, изданных посмертно, напишет о Муравьёве и его сподвижниках с горечью:

Моё мнение было тогда (в 1854-м, во время первого амурского сплава. — "Петербург-на-Амуре") радикально противоположно воззрениям начальствующих лиц, спустившихся по Амуру… Эти господа, питомцы Кавказа и Марсова поля, вообразили себе, что неприятель будет делать серьезное нападение на залив Де-Кастри с целью овладения им; они решили, что для России необходимо иметь только левый берег Амура с его низовьем до залива Де-Кастри; они полагали, что главный наш пункт, в котором должно сосредоточиться всё управление краем, лежащим по левому берегу Амура, а равно и прибрежьями Охотского моря, должно быть Николаевское, а порт — в заливе Де-Кастри; южный же Приамурский и Приуссурийский бассейны с их прибрежьями они считали ненужными для России

Невельской Г.И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России 1849-55 гг. Посмертные записки адмирала Невельского, изданные супругой покойного Е.И. Невельской — С.-Петербург: Русская скоропечатня, 1878.

В прибаутке Невельского заключён глубокий смысл, подхватывает в 1857-м выпускник Морского корпуса Бестужев. Хотите заводить флоты — готовьте для них удобные незамерзающие порты на юге, «а не ледники и замкнутые гавани, которыми Россия только может похвалиться!» «Вы, моряки, очень прихотливы, — прерывает его Муравьёв, — вы, пожалуй, захотите в Печели».

Никто из участников этого спора ещё не знает, что примерно через год после разговора, в мае 1858-го, китайский генерал Ишань, проваливший в «первую опиумную войну» оборону Кантона от англичан, в городишке Айгун на окраине дряхлой Цинской империи поставит от имени этой самой империи подпись на договоре — и тем самым отдаст России все земли между Становым хребтом и Амуром. Вторая подпись на документе — Муравьёва, или, как с почтением и страхом называют его маньчжуры, «Муруфу». Этот Муруфу уже доставил им немало хлопот, в том числе сплавами войск и поселенцев по Амуру, формально ещё вовсе даже не русской реке.

Что ещё через три года, в ноябре 1860-го, молодой дипломат Николай Игнатьев спасёт от краха китайскую императорскую династию, упрямо не желающую признавать Айгунский договор, и в благодарность за это получит для России ещё и Уссурийский край — и там в бухте, выбранной лично Муравьёвым, будет основан порт Владивосток, замерзающий всего на два-три месяца в году, а не на шесть-семь, как Николаевск. А стало быть, точка зрения Невельского восторжествует.

И что через 40 лет, в марте 1898-го, Россия получит в аренду от Китая Квантунский полуостров, примыкающий к тому самому Печелийскому заливу, о котором будто бы в шутку упоминает Муравьёв, и начнёт строить свой собственный незамерзающий порт в Жёлтом море, назвав его Порт-Артур — и потеряет эту новую дальневосточную базу Тихоокеанского флота после проигранной войны с Японией. Никто из участников разговора за чаем в Иркутске этого уже не застанет: Корсаков и Бестужев уйдут из жизни в 1871-м, Венцель — в 1874-м, Муравьёв — в 1881-м, его супруга — в 1897-м.

Но сейчас ничто из этого ещё не предсказано и не предопределено, а события на Дальнем Востоке развиваются от одного невероятного совпадения к другому, как и положено великой истории.

Дела Муравьёва и его команды, почти сплошь выходцев из аристократических семейств Петербурга, безусловно, вызывают неподдельный интерес до сих пор. Десятки раз всё происходящее в Приамурье имело шансы повернуться по-иному, даже более фантастично, чем мы можем себе представить. Невельской мог опоздать, а американский коммодор Кадваладер Рингольд, о котором нынче и не вспоминают, — успеть обследовать устье Амура по поручению властей Северо-Американских Соединённых Штатов раньше Невельского. Фрегат «Аврора» с лейтенантом Александром Максутовым на борту мог не успеть ускользнуть на рейде перуанского Кальяо от кораблей англичан и французов, и тогда в обороне Петропавловского порта в августе 1854 г. участвовал бы лишь один из братьев Максутовых, Дмитрий. Александр, вероятно, остался бы жив. Но справилась бы с отражением атак вражеского флота батарея №3 без его командования? Не стал бы в итоге Петропавловск «Северным Гонконгом», каким его хотели видеть бы британцы?

Подобных вопросов можно поставить множество, поскольку поворотных точек в истории обретения Россией Дальнего Востока немало, а в кабинетах «белого дома» в Иркутске каких только планов ни строится. Здесь обсуждают даже, как утверждает в своих «Записках революционера» служивший в юности на Дальнем Востоке князь Пётр Кропоткин, «возможность создания Сибирских Соединённых Штатов, вступающих в конфедеративный союз с Северо-Американскими Соединёнными Штатами». Откуда узнал это и не выдумал ли будущий анархист, не очень-то ясно: ведь Муравьёва-Амурского Кропоткин в Сибири уже не застал.

При этом несмотря на все усилия Муравьёва и его последователей Дальний Восток очень надолго остаётся огромной пустыней, населённой горстками мужественных колонистов, строящих то ли вторую «Русскую Америку» взамен утраченной на Аляске, то ли совершенно новую, отличную даже от Сибири Россию. Волнующее дыхание этой страны явственно чувствует Антон Павлович Чехов, проделавший путь по Амуру к Сахалину в 1890-м. Магнетическая сила Амура приманит в 1900-м сюда, на Дальний Восток, будущего выдающегося певца тайги и неутомимого капитана-разведчика Владимира Арсеньева, ещё одного петербуржца из тысяч, поддавшихся романтике неосвоенной окраины, этого «амурского Эльдорадо».

Книга, которую вы открыли, к счастью, не сделает открытий в исторической науке. Она лишь постарается показать Приамурье максимально близким к тому, что видели в середине XIX века генерал-губернатор Николай Муравьёв-Амурский и его соратники, а 50 лет спустя — уже и Владимир Арсеньев в своих путешествиях по дебрям Уссурийского края. Для создания эффекта присутствия здесь будут цитироваться многочисленные дореволюционные издания: путевые заметки, справочники, мемуары и дневники, многие из которых не переиздавались целый век. Прочитать их в подлинниках сейчас, с учётом развития технологий, несложно, но это заняло бы очень много времени. Они — настоящий живой голос той эпохи.

В тексте «Петербурга-на-Амуре» найдётся также немало цифр и фактов, могущих привести в недоумение. Они противоречат тем клише, что намертво засели в нашем создании. Мы, например, сегодня привыкли, что Дальний Восток — это форпост, приграничный регион, заполненный, как ему и положено, военными. Первооткрывателями и исследователями Дальнего Востока были почти исключительно люди военные. Однако в 1900 году 13% территории Российской империи, составляющие Приамурское генерал-губернаторство и Приамурский военный округ, обороняют всего 64 тысячи солдат и матросов. Для сравнения, в начале 1939-го, накануне Второй мировой войны, примерно на ту же территорию приходится уже 479 тыс. военных.

Мы, живущие в 2024 году, так же, как и беседующие за чаем генерал Муравьёв и его сподвижники, не знаем, что сулит Дальнему Востоку даже самое ближайшее будущее. Однако не можем не зафиксировать, что эта окраина страны оказывалась крайне важна для России в любые времена, какими бы сложными они ни выдавались, и будет критически нужна нашему государству всегда. Занимательные подсчёты на тему того, сколько сил и средств у страны поглощает владение Приамурьем, отнюдь не примета нынешнего времени, — они производились сведущими людьми начиная с XIX века. Эти колоссальные затраты, безусловно, так и останутся колоссальными — соответственно масштабам Дальнего Востока. Однако думать здесь нам всем вместе нужно не над сокращением расходов, а над увеличением доходов.

Коллектив проекта «Петербург-на-Амуре» выражает благодарность тем, без кого это издание не увидело бы свет: Президентскому фонду культурных инициатив — за грантовую поддержку, которая позволила создать тексты, иллюстрации и макет книги; ведущей российской краудфандинговой платформе Planeta.ru и её пользователям — за содействие в сборе «народных» средств на печать тиража (основные участники перечислены на последних страницах книги); Pan Pacific Agency — за любезное предоставление ISBN для электронной и печатной версий издания; издательству «Пятый Рим» — за неоценимую помощь в реализации книжного трека проекта; Хабаровскому краевому музею им. Н.И. Гродекова и его генеральному директору Ивану Крюкову — за горячую поддержку данного начинания.

Далее: Глава 1. Политика начинается со столицы

shape shape

«Боны ДВ»

наш новый проект
о дальневосточных деньгах
1917-1922 гг.

Подробнее о проекте

Исторические тексты

Читать книгу