Глава 3.
Оплот на Тихом океане

Содержание

• Глава 3

3.1. Край земли и край авантюристов: как Камчатка оказалась в составе России

Историки считают, что впервые о Камчатке русские узнали от пленной якутки, захваченной первопроходцами Семёна Дежнёва у коряков в 1654 г. Покорителем полуострова, «камчатским Ермаком», было суждено стать приказчику Анадырского острога Владимиру Атласову, выступившему в поход в новые земли всё за тем же, за богатым ясаком, в 1697 г. Несколько лет спустя недовольные казаки, подняв бунт, зарежут его спящим в собственном же доме.

13 июля 1697 г. считается днём присоединения Камчатки к России, важной частью эпохи Великих географических открытий. В этот день Атласов и его товарищи, казаки и промышленники, поставили поклонный деревянный крест в долине реки Камчатка в знак того, что земля эта отныне является российской. Но и спустя много десятилетий после этих событий полуостров оставался дикой и малонаселённой территорией, которой было крайне непросто управлять.

Одна из проблем Камчатки на протяжении всего XVIII века — местные народы, активно воюющие с русскими, чукчами и между собой. Противятся распространению власти «белого царя» и хищнических поборов ительмены, населяющие юг полуострова, их соседи коряки и жители «Курильской землицы», камчатские айны. Самое крупное восстание коряков вспыхивает в 1745 г., и они ставят под свой контроль всё северное побережье Охотского моря, а также договариваются о совместных действиях против русских со своими извечными врагами чукчами, юкагирами и ительменами.

Восстание в итоге выдохлось, и казаки получили от Камчатки то, что и хотели: огромные количества мехов. Пользуясь властью, завоеватели обогащались и сами. Первую соболиную шкурку налога звали «беляк», то есть это был официальный побор, три следующих — «чещина», и её забирали не в казну, а себе, и в целом со взрослого мужчины могли требовать десять и более соболей, мотивируя это тем, что шкуры некачественные, и «такими плохими надо платить втройне».

Современные исследователи не могут отрицать, что присоединение Камчатки не было ни мирным, ни бескровным. Но и называть его завоеванием они не спешат, поскольку у племён, населявших полуостров, не было сложившейся государственности, и значит, и завоёвывать было нечего, в отличие от территорий той же Сибири, где казакам противостояли Сибирское ханство, Кодское княжество хантов или Пегая Орда селькупов. Так или иначе, не войти в состав Московского государства Камчатка шансов не имела, поскольку единственной крупной державой, пришедшей на полуостров на рубеже XVII-XVIII веков, была Россия.

Судьбы у казаков, покорявших Камчатку — готовые сценарии для сериалов. Вот, например, взбунтовавшийся в 1711 г. сын якутского казака Иван Козыревский. Вместо смертной казни, положенной за бунт, он обязуется построить суда и идти за ясаком на Курильские острова. Вернувшись оттуда с богатейшей добычей, он получает не награду, а тюремный срок — за ограбление несчастных курильцев. Меха забирает себе начальство.

Козыревский уходит в монахи и под именем Игнатия основывает в 1717 г. Успенский монастырь, но затем обворовывает его и уезжает в Якутск. Там предприимчивый казак берёт подряд на строительство железного завода, проваливает его, а в 1724 г. снова попадает в тюрьму — уже за ограбление Покровского монастыря в Якутске, строителем которого он был назначен. Сбежав из заключения, Козыревский становится домашним секретарём воеводы Якутска Ивана Полуэктова (1725-1730 гг.).

В 1726 г. он вручает основной труд своей жизни, «Чертёж как Камчадальскаго носу, також и морским островам...», руководителю Первой Камчатской экспедиции Витусу Берингу. Снова преступив закон, Козыревский объявляет властям, что видел острова в устье Лены, получает назначение в экспедицию Шестакова — открывать эти самые острова, и доходит на судне «Эверс» до Ледовитого океана.

В 1730 г. первооткрывателя Курил с почётом принимают в Петербурге, но затем ему припоминают участие в бунте, пытают, лишают «священства и монашества». Умирает знаменитый авантюрист и первооткрыватель в декабре 1734 г. в заточении, ожидая казни. Его именем названы курильские горы, мысы, заливы, реки и даже небольшой посёлок Козыревск на Камчатке.

3.2. В царстве рыбы и дымных балаганов: что видят приезжие на Камчатку в конце XVIII века

В 1785 году из Бреста выходит фрегат «Буссоль» под командованием знаменитого путешественника, графа Жан-Франсуа де Лаперуза. На борту — 19-летний Жан-Бартелеми де Лессепс, сын генерального консула Франции в С.-Петербурге Мартина Лессепса. Незадолго до этого юноше было поручено доставить депеши в родную Францию. Приказ отдал сам граф Сегюр, посол в России. И вот Лаперуз, искавший в тот момент переводчика для своей экспедиции в Россию, забирает юного дипломата в путешествие.

Так было угодно судьбе, что из экспедиции Лессепса снова отсылают с донесениями, на сей раз с дневниками мореплавателей — с Камчатки прямиком во Францию. Позже выяснится, что он станет единственным из спутников Лаперуза, кто останется в живых. В наполеоновские времена ему ещё предстоит стать интендантом захваченной в 1812 году Московской провинции, что закроет перед ним карьеру в России, а умрёт Лессепс посланником в Португалии в 1834 году. Но важнее для потомков то, что французский дипломат оставил дневники, описывающие Камчатку конца XVIII века. Их выпустили в России в 1801 году.

Петропавловский порт во времена Лаперуза и Лессепса — поселение человек на 100, из которых около сорока — это казаки гарнизона, а остальные — население жалких лачуг, стоящих на косе близ гавани (в Большерецке в те же годы, куда потом доедет Лессепс, для сравнения, 300 жителей, из них семьдесят — солдаты гарнизона). «Их страна так мало доставляет хлеба, что жатвы целого года не достало бы им на один месяц», — отмечает дипломат. При этом полноценно выращивают рожь и ячмень только в Мильково, куда отправили земледельцев, снабдив их казёнными лошадями для пахоты, ещё в 1743 году. По идее, они должны подавать пример коренному населению и им запрещено добывать зверя, но «они не слишком уважают сие запрещение».

В общем, в ходу как съестное на Камчатке по-прежнему преимущественно сушёная рыба и корень сараны («сладкая трава»), из муки которой пекут хлебцы чёрного цвета, а также гонят водку. Поэтому поверенные купцов из крупных вологодских городов Тотьма, Вологда и Великий Устюг, оседлавшие камчатскую торговлю, продают все товары и съестные припасы «вдесятеро дороже против московского».

Селения Камчатки, которые встречаются по пути французу, это сплошь избы да балаганы. Балаганы Лессепс описывает как «крышки», покрытые соломой, с единственным дымоходом посередине, стоящие на площадке, поднятой над землёй на брёвнах. Под полом балаганов висит сушёная рыба, составляющая основу рациона как людей, так и собак. К избам у дипломата вопросов нет, кроме их малой величины и окон, в которые вставляют в основном выделанную кожу лососей. Язык жителей Камчатки на его слух груб, и нравы не лучше. Когда Лессепс попадает в жилища камчадалов без печных труб, то есть отапливаемые по-чёрному, где «валяются измазанные в жиру женщины», в его описаниях начинают преобладать слова «омерзительно», «противно» и «отвратительно».

В дороге французскому дипломату пришлось насмотреться многого, например, как обустраивают себе в зимой в пути постель камчадалы: выкапывают в снегу яму, покрывают её прутьями, кутаются в «кукланку» и ложатся спать, надев капюшон. Видел он и «байдары» — судёнышки, обшитые кожей «морского волка», и юрты — жилища, строящиеся поверх квадратных ям в земле.

3.3. Бухта, которой равных нет — достанется русским или англичанам?

Судьба этой бедной хлебом, заброшенной и оторванной от центральной части России земли изменяется с приходом на пост генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьёва. В 1848 г., когда новый начальник только-только заступает на пост, Морское министерство интересуется его мнением насчёт проекта переноса Охотского порта, главного порта страны на Тихом океане, в новое место — только что открытую Константиновскую бухту у Тугурской губы (ныне территория Хабаровского края у Шантарских остров). Проект предлагает начальник порта Иван Вонлярлярский, привёзший на Дальний Восток накануне, в 1845 г., транспорт «Иртыш».

Муравьёв против строительства и нового порта, и сухопутной дороги к нему из Забайкалья, ведь на Камчатку вот-вот выйдет из Кронштадта на своём «Байкале» капитан-лейтенант Геннадий Невельской. С Невельским они уже договорились подробнее исследовать Охотское побережье до устья Амура и южнее. Генерал-губернатор просит морского министра Александра Меньшикова повременить с решением относительно переноса Охотского порта до завершения экспедиции Невельского, и князь соглашается: это уважительная причина.

Амур нужен стране в эти бурные годы для очень многих важных дел, но кроме всего прочего, ещё и для налаживания снабжения войсками и провиантом отдалённой Камчатки. Именно о Камчатке и её прекрасной глубоководной гавани близ Петропавловска, способной стать новой базой России на Тихом океане, первые мысли Муравьёва при вступлении в должность. Ещё толком не освоившись на новом месте, генерал-губернатор сообщает министру Перовскому, что в 1849 г. поедет на Камчатку — туда, где до сих пор ни один его предшественник лично не бывал.

Чтобы попасть на полуостров из Сибири, нужно проделать следующий путь. Из Иркутска до Качугской пристани на реке Лена по дороге на Якутск — на тарантасах, оттуда на лодках до Якутска. Эта часть дороги занимает до двух недель. Далее верхом по тундре и болотам нужно проделать 1100 вёрст до Охотска, на это требуется еще 10-20 дней. И затем морем до Петропавловского порта, что занимает ещё примерно до полумесяца. Таким образом, выступив на Камчатку в середине мая, можно надеяться оказаться там к концу июля.

Охотск Николаю Муравьёву откровенно не нравится: и дорога до него крайне тяжела, и как порт он не хорош. «Охотску сто лет тому не должно было бы уже существовать», — пишет генерал-губернатор из дороги. В том, что базу тихоокеанского флота нужно переносить на Камчатку, он уверен, и колеблется только, кого из начальников Охотского порта назначить камчатским губернатором: Василия Завойко или его предшественника Ивана Вонлярлярского.

Обоснований решения о переносе, по его мнению, как минимум два: цинга выкашивает гарнизон Охотска, а англичане уже обратили внимание на превосходную Авачинскую бухту, и даже самая точная её карта выполнена британцем по фамилии Бич. «Я много видел портов в России и Европе, но ничего подобного Авачинской бухте не встречал. Англии стоит сделать умышленно двухнедельный разрыв с Россией, чтобы завладеть ею и потом заключить мир, но уже Авачинской бухты она нам не отдаст», — полагает генерал-губернатор.

В докладе императору он рисует проект укрепления обороны бухты с переводом населения на Тарьинскую губу и устройством батареи из 300 орудий. Губу он предлагает соединить каналом, по которому может в случае блокады бухты пройти гребная флотилия, с Ягодной губой. В целом Муравьёв уверен, что на Камчатке русским нужно иметь военные силы, сопоставимые с теми, что держат англичане у берегов Китая и Гавайских островов. В Петербурге над начинающим генерал-губернатором за такие планы подшучивают: мечтатель.

3.4. Исчезающие флотилии и пустые города: как две величайшие морские державы обломали зубы о Камчатку и не создали Северный Гонконг

Почему генерал-губернатор Восточной Сибири так беспокоится по поводу англичан? Где Британия, а где Камчатка? На самом деле ближе, чем кажется, глядя на карту мира.

В 1842 году британцы выигрывают так называемую «первую опиумную войну», поставив Цинскую империю на колени силами всего-то 4 тысяч солдат. Побеждённый Китай соглашается выплатить огромную по тем временам контрибуцию серебром — эквивалент 21 миллиона долларов, отдаёт англичанам Гонконг и открывает для торговли с ними крупнейшие морские порты, а не один Гуандун, как было ранее. Русским здесь не рады. В 1848 г. в Шанхай прибывает для торговли судно Российско-Американской компании. Местные власти сначала приветливо встречают торговцев из соседней страны, но вскоре по настоянию «областного начальника», от которого потребовал это британский консул, просят их убираться восвояси.

После поражения Китай накрыло волной восстаний, но европейцам некоторое время, казалось бы, не до Дальнего Востока. Крупнейший конфликт разгорается уже в Европе — позже эту войну назовут Восточной, или Крымской (1853-1856 гг.). Участниками войны сначала становятся только Турция и Россия, но затем в игру вступают турецкие союзники — Англия и Франция. С вооружёнными силами последних будет связана дальневосточная часть Крымской войны.

Россия в этот период как раз начинает всё более активные действия в Приамурье. В июле 1849 года Геннадий Невельской открывает, что устье Амура судоходно, а Сахалин — остров. В 1850 году «при свистке боцманской дудки взлетел флаг русский на берегах Амура»: основан Николаевский пост, — но затем несколько лет в Петербурге колеблются, продолжать ли дело далее.

В 1853-м наступает перелом. Невельской, получив карт-бланш на деятельность в Приамурье, основывает посты в низовьях Амура и на морском берегу. 4 марта 1853 года поднят русский флаг в Де-Кастри (Александровский пост), 4 августа — в Императорской гавани (Константиновский пост), 10 августа — в Кизи (Мариинский пост). В промежутке между этими событиями Россия официально вступает во владение островом Сахалин — издано соответствующее правительственное постановление.

Рассказывая о подвигах офицеров Геннадия Невельского на востоке страны, нельзя забывать, что параллельно их действиям на Амуре русские войска в июле 1853-го занимают Бухарест. В октябре, после того, как требование Турции об освобождении занятой территории Дунайских княжеств русскими не исполняется, начинаются боевые действия на Дунае, а в ноябре, когда Россия выигрывает Синопское сражение на Чёрном море, в войну официально вступают Британия и Франция.

Меньше чем через год после этих событий к берегам Камчатки подступает объединённая англо-французская эскадра. На борту шести боевых кораблей — 2,6 тыс. солдат, включая 500 специально подготовленных морских пехотинцев, и более 210 артиллерийских орудий. Задачи нападения очевидны: во-первых, обезопасить собственные тихоокеанские коммуникации, а во-вторых, завладеть неисчислимыми богатствами Дальнего Востока, уничтожив их защитников.

На Камчатке уже готовят тёплую встречу. В апреле 1854-го следующий в Петропавловск фрегат «Аврора» улизнул от части этой самой объединённой эскадры в перуанском Кальяо только благодаря хитрости. Правда, на тот момент о том, что Британия и Франция вступили в войну с Россией, в Перу ещё не известно. Зато новость об этом уже взбудоражила Камчатку. После прихода «Авроры» и транспорта «Двина» с 350 солдатами из Аяна, доставленными через первый Амурский сплав, проведённый лично генерал-губернатором Муравьёвым, в гарнизоне набирается менее 1000 защитников и лишь 67 орудий на всех. Вот и вся оборона.

Однако благодаря проведённой подготовке вражеской эскадре, подошедшей на рейд в августе, не удаётся взять город сразу, и командующий британскими силами контр-адмирал Дэвид Пауэл Прайс стреляется из-за позора. Командование принимает француз Огюст-Феврие де Пуант. Серия стычек, на которую уйдёт меньше недели, неожиданно завершится в пользу русских, и несостоявшиеся захватчики будут вынуждены убраться восвояси.

«Почти одновременно с вестью об Инкермане (сражение в ноябре 1854 г., в ходе которого русской армии не удалось деблокировать Севастополь) в России, во Франции и Англии стала распространяться неожиданная для всего света новость, которая сначала принята была даже с известной недоверчивостью, но оказалась совершенно верной и в России явилась лучом солнца, вдруг прорвавшегося сквозь мрачные тучи, а в Париже и особенно в Лондоне вызвала ничуть не скрываемые раздражение и огорчение: союзный флот напал на Петропавловск-на-Камчатке и, потерпев урон, удалился, не достигнув ни одной из поставленных себе целей», — так написал об этом известный военный историк Евгений Тарле.

Несмотря на победу в обороне, генерал-губернатор Николай Муравьёв приказывает срочно эвакуировать город, пробив канал для прохода судов во льду. 1 мая 1855 г. гарнизон и 282 мирных жителя доставлены морем в залив Де-Кастри. Спустя 20 дней англо-французская эскадра снова входит в Петропавловскую гавань, но — в городе ни души. Три недели союзные силы громят город: уничтожают все площадки для батарей, пороховые погреба, сжигают магазины Русско-Американской компании.

Тем временем в Де-Кастри выдерживают бой с ещё одним английским отрядом под командованием коммодора Чарльза Эллиота. Тот думает, что блокировал защитников Де-Кастри с юга: он ещё не знает, что Сахалин не соединяется с материком. Под прикрытием густого тумана наши силы уходят к устью Амура. Английская United Service Gazette позже напишет: «Это исчезновение целой эскадры на наших глазах, так дурно рекомендующее нашу бдительность, будет пятном на британском флаге. Все воды океана не будут в состоянии смыть это гнусное бесчестье».

Взбешенный неудачей противник после мечется по Охотскому и Японскому морям, сжигая беззащитные прибрежные поселения, и всё время ожидает удара «из ниоткуда» русских сил. Позже историки подсчитают, что только в Охотском море в 1855 году крейсируют 22 французских и 34 английских военных корабля. Но найти корабли Камчатской флотилии им так и не суждено.

Если представить, что русские военные были бы разгромлены, у Британии мог бы появиться собственный форпост на Камчатке — своего рода Северный Гонконг. Выбить оттуда неприятеля у русского правительства вряд ли получилось бы: путь до Камчатки сушей в те времена занимает до трёх месяцев, а морем — более восьми месяцев. Ни о каких оперативных подкреплениях не может быть и речи. Но западные державы отказываются от дальнейших попыток завоеваний в Приамурье.

Взамен они начинают «вторую опиумную войну» с Китаем, воспользовавшись для этого пустяковым предлогом, и снова одерживают победу за победой. Цинское правительство припёрто к стенке. Тут-то и наступает черёд вмешаться России — теперь уже как союзнице Китая.

Воспользовавшись ослаблением императорской власти, натиском европейцев и фактически начавшейся в Китае гражданской войной, наша страна в обмен на вооружённую и дипломатическую поддержку выговаривает для себя территориальные уступки: сначала по Айгунскому договору 1858 г. получает весь левый берег Амура, а затем по Пекинскому 1860 г. — и весь Уссурийский край.

Об этом иногда забывают, но почти одновременно с Российской империей договоры с Китаем подписывают и западные страны. В 1858 г. подписаны Тяньцзиньские договоры, по которым иностранцы получают доступ к речным портам страны. А в конце октября 1860 г. по Пекинскому договору Цинская империя снова обязалась выплатить контрибуцию, открыла для иностранцев порт Тяньцзинь и дала разрешение использовать своих подданных как рабочую силу в других колониях.

Для России мирная победа на Дальнем Востоке — единственное светлое пятно во внешней политике, поскольку в Крымской войне страна терпит сокрушительное поражение. По Парижскому договору 1856 г. России запрещают иметь военно-морские силы, арсеналы и крепости на Чёрном море, а также лишают права покровительствовать Дунайским княжествам и Сербии. Император Николай Первый до этого не дожил, скончавшись в марте 1855 г. Реформировать страну, а заодно и разбираться с развитием приобретённого Приамурья предстоит уже его сыну Александру Второму.

3.5. Камчатка на рубеже веков: дефицит на всё, кроме рыбы

Будущий президент Академии наук СССР Владимир Комаров, прибывший на Камчатку в 1908 году в качестве одного из руководителей научной экспедиции на средства мецената Рябушинского, застаёт полуостров 26 мая ещё в снегу, а 30 мая попадает в снегопад с ураганом. Проблемы здесь не только с климатом, но и со всем: с жильём («Маленькие домики обывателей очень тесны; те из них, которые более или менее свободны, всё наперечет»), с проводниками, да даже с лошадьми («Свободные лошади есть только в самой глубине Камчатки, и нанять их можно только на месте»).

Петропавловск, казалось бы, находится в наиболее выгодном положении. Это не просто главный город полуострова, но и единственный населённый пункт на побережье, к которому могут приставать большие суда, приходящие со всего мира. Но «Мильково богаче и лучше обставлено, чем Петропавловск, — кругом хороший строевой лес, обширные сенокосы и выпасы, обилие рыбы, дичи и пушнины». Климат в долине реки Камчатки определяет и экономическое положение расположенных там селений: он лучше, с более ранней весной и жарким и сухим летом, а зимы бесснежные.

Землепашества в регионе в 1908 году нет почти нигде, лишь в Ключевском растят ячмень, но «посевы эти явно невыгодны для населения и, отрывая его от заготовки на зиму рыбы, нередко бывали причиной голодовок», подчёркивает Комаров. А промысловых рыб в камчатские реки в эти годы всё ещё заходит великое множество. «Красная», или нерка, мечет икру в илистое дно озёр. Остальные, включая чавычу, хайко (летнюю кету), горбушу и кизюча (он же кижуч), уходят по рекам выше. Собираясь в тесных бассейнах, или «курчажинах», рыба издаёт шум, сравнимый с плеском крупного животного, и становится лёгкой добычей для медведей и чаек, которые садятся рыбе прямо на спину, вырывая куски мяса.

Заготовку рыбы начинают в июне, когда дождей мало. Сушка идёт непрерывно, позволяя получить отличную юколу. В июле «рыба сохнет медленнее и чаще загнивает», поэтому жители начинают заготавливать балыки, поставив коптильни. Осенью начинается «осеновка»: заготовка медвежьего мяса и рыбы для зимних походов за соболем, длящихся по несколько месяцев. Добычу оставляют на ветру и солнце, складывая в «шайбы» — деревянные срубы на четырёх столбах.

Рыба нужна для кормления собак, на которых только и можно ездить на пушной промысел. Поэтому хлебопашество, которое пытался насаждать на Камчатке губернатор Завойко, вспоминается местными жителями с ужасом: «Мучились, как в аду; сидели голодные; рыбу запасать было некогда, а урожай самый малый, толку от него никакого». Во времена Комарова основа злакового питания камчатцев — это вовсе не ячменная каша, а американская крупчатка, «покупаемая за деньги, получаемые от продажи мехов». Таким образом, круг замыкается.

В обзоре Камчатской области за 1912 год её губернатор Василий Перфильев докладывает: на одну квадратную версту приходится 0,03 человека, а на всю Камчатку 34,5 тыс. человек. В среднем течении реки Камчатки сеют коноплю и ячмень, «но в очень ограниченном количестве», на всю область, к примеру, 19 овец и коз, 1,5 тыс. лошадей, зато более 42 тыс. ездовых собак и 690 тыс. оленей. За 1911 г. население добыло 7,7 млн хвостов рыбы, превращённой в вяленую (юкола) и «кислую рыбу» (сгнившая с потрохами в земляной яме, ею зимой кормят собак).

Ещё более 26 млн хвостов в море и 3,6 млн хвостов в реках и бухтах добыли за 1912 г. промышленники Камчатки. Здесь ведущую скрипку играют японцы, которые после конвенции 1907 г., разрешившей им как победителям в русско-японской войне пользоваться морскими рыбными участками, выставляемыми на торги, наравне с русскими подданными, устремились в Охотское море.

«Одним из главных тормозов в развитии области нужно считать совершенное отсутствие дорог. Летом по суше сообщения почти нет, если не считать переезды населения верхом на лошадях в центральные пункты области за покупками предметов продовольствия, — жалуется губернатор Перфильев. — По рекам население передвигается на батах. Бат — это род лодки, делается из выдолбленного дерева. Плавание на нём требует искусства и сноровки, так как при малейшей неосторожности бат при своей неустойчивости может перевернуться. Зимой способом передвижения по суше служат собаки и олени».

Подводная, или по-местному «каюрная» повинность является тяжёлым бременем для жителей Камчатки, считает Комаров. Для её исполнения камчатцам приходится содержать ездовых собак, образуя целые «лагеря»: места содержания близ воды, чтобы лишний раз не поить животных. Рацион собак составляет по одной-две рыбины в день.

В 1918-м, появившись на полуострове с экспедицией в качестве заведующего устройством переселенцев на Камчатке, Владимир Арсеньев встретит здесь множество явлений и объектов времён «Завойко и Невельского».

Далее: Глава 4. Казаки и землепашцы